Пауль Эренфест

В одной из статей Моргана Хаузела мне встретился термин «ментальная ликвидность» — это способность отказываться от своих прежних убеждений, когда мир стремительно меняется или когда вы сталкиваетесь с новой информацией.

Нет сомнений, что это очень полезное умение — и оно, к сожалению, очень редко встречается. Изменить свое мнение сложно, потому что легче обмануть себя, заставив поверить в ложь, чем признать собственную ошибку.

Альберт Эйнштейн ненавидел идею квантовой физики. Его собственный взгляд на физику был продолжением классических идей Исаака Ньютона, который рассматривал Вселенную как четкий и рациональный механизм, все параметры которого можно измерить.

Затем появилась квантовая теория с ее дикой идеей о том, что некоторые части физического мира невозможно измерить, потому что сам акт измерения субатомной частицы меняет ее движение. И лучшее, что люди могли бы сделать, пытаясь измерить такие частицы — это придумать вероятности и правдоподобия.

Для Эйнштейна это было подобно ереси, о чем он и дал понять сторонникам квантовой физики во время своего выступления в 1927 году: «Нельзя создать теорию из множества «может быть». Бог не играет в кости!»

В одной из статей Моргана Хаузела мне встретился термин «ментальная ликвидность» — это способность отказываться от своих прежних убеждений, когда мир стремительно меняется или когда вы сталкиваетесь с новой информацией.

Нет сомнений, что это очень полезное умение — и оно, к сожалению, очень редко встречается. Изменить свое мнение сложно, потому что легче обмануть себя, заставив поверить в ложь, чем признать собственную ошибку.

Альберт Эйнштейн ненавидел идею квантовой физики. Его собственный взгляд на физику был продолжением классических идей Исаака Ньютона, который рассматривал Вселенную как четкий и рациональный механизм, все параметры которого можно измерить.

Затем появилась квантовая теория с ее дикой идеей о том, что некоторые части физического мира невозможно измерить, потому что сам акт измерения субатомной частицы меняет ее движение. И лучшее, что люди могли бы сделать, пытаясь измерить такие частицы — это придумать вероятности и правдоподобия.

Для Эйнштейна это было подобно ереси, о чем он и дал понять сторонникам квантовой физики во время своего выступления в 1927 году: «Нельзя создать теорию из множества «может быть». Бог не играет в кости!»